 | |
АЙЗЕНШТАДТ М. Б. ____________ AIZENSTADT MeerАйзенштадт Меер Бенцианович
1895-1961
|
Айзенштадт Меер Бенцианович (1895-1961), скульптор, график.
Брал уроки скульптуры и рисунка у Я.М. Кругера в его школе-студии в Минске (1916-1917). Учился на Едином художественном рабфаке ВХУТЕМАСА (1923-1926) и во ВХУТЕМАСе-ВХУТЕИНе у И.М. Чайкова, В.И. Мухиной, С.Ф. Булаковского и В.А. Фаворского (1926-1930).
Член Союза художников с 1932 г. Участник выставок с 1927г.
Работал в станковой, монументальной и монументально-декоративной скульптуре.
Создавал скульптурно-архитектурные композиции, которые , однако, не имел возможности воплотить в городской среде.
Автор портретов и барельефов. Занимался рисунком и акварелью. Обращался к жанру анималистики. Выполнял модели для Гжельского и других керамических заводов. Многие произведения были утрачены, в том числе и находившиеся уже в музеях (Музей революции в Москве, Третьяковская галерея).
Музеи: ГТГ, ГРМ, Музей А.С. Пушкина на Пречистенке в Москве, Музей «Бородинская панорама» (Москва), Музей-квартира академика П.Н. Капицы ( Москва), Ярославский художественный музей, Государственный музей искусств Каракалпакии (Нукус), Литературно-художественный музей М. и А. Цветаевых (Александров), и др.
|
Творчество:
Мужская фигура, ВХУТЕМАС. 1926. |
Постановочная композиция. Барельеф. ВХУТЕМАС, 1927. |
Композиция "Скульптура в архитектуре". 1928. Гипс. |
Эскиз композиции. Фигура со знаменем. Бум.Кар. 14х10. |
Портрет мальчика. 1927. Бум.Кар. 22.4х18.4. |
Эскиз центральной части проекта, "Посвящение Лукасу Кранаху". 1928. Бум.Кар. 29.5х26.7. |
Эскиз фонтана "Африка". 1929. |
Пушкин и Наталья Николаевна. 1937. Бум.Кар. |
Литейщик. Сидящий. 1927. Бум.Тушь,Перо. |
Проект композиции. 1929. Бум.Тушь. 24.4х16.4. |
Обнаженная. ВХУТЕИН. 1929. |
Фигура спортсмена. ВХУТЕИН. 1929. |
Красная армия. 1930. Барельеф. Металл. 37х53. |
На Царицынском фронте. Барельеф. Начало 1930-х. Гипс. |
Посвящение Лукасу Кранаху (эскиз). 1930. Бум.Кар. 45х57. |
Посвящение Лукасу Кранаху (фрагмент). 1930. Гипс В. 90см. |
Симфония завода. 1930. Гипс. В. 87см. |
Мужская фигура. 1931. Фарфор. В. 11 см. |
Литейщик. Фрагмент композиции "Симфония завода". 1931. |
Мальчик. 1931. Гипс. В. 43 см. |
Емельян Пугачев. 1932. Гипс. |
А.С. Пушкин. 1930. Мрамор. |
Пионеры. 1932. Барельеф. Гипс. |
Портрет скульптора А.А. Арендт. 1933. Гипс. 64х21х23. |
Портрет скульптора А.А. Арендт (фрагмент). |
Марабу. 1939. |
Львенок. 1940. Модель для тиражирования. Гипс. |
Обезьяна. 1939. Гипс. 27х105х125. |
А.С. Пушкин. 1937. Гипс. 70х50х45. |
М.И. Кутузов на коне. 1947. Металл. 50х35х15. |
Композитор Рихард Вагнер. 1939. Бронза. 45х24х28. |
Мальчик-скрипач. 1939. Гипс. тон. 47.5х26х18. |
Портрет художника М.М. Филипповича. Гипс. 56х33х30. |
Фотографии:
Студенты ВХУТЕИНа на экскурсии под Ленинградом в 1927 г.: н/у, н/у, Д.П. Шварц, н/у, н/у, А.И. Григорьев, н/у, н/у, н/у, И.Л. Слоним, М.Б. Айзенштадт. |
Студенты и преподаватели ВХУТЕИНа: 1-й ряд слева направо - н/у, н/у; 2-й ряд - Е.М. Абалаков, н/у, н/у, н/у, н/у, А.И. Григорьев, н/у; 3-й ряд - Н.К. Слободинская, С.Ф. Булаковский, И.М. Чайков, М.Г. Белашов; 4-й ряд - н/у, н/у, М.Б. Айзенштадт, Э. Герценштейн, Л.М. Писаревский; 5-й ряд (стоят) - н/у, н/у. |
Выставки:
1928 г. Минск: ВТОРАЯ ВЫСТАВКА БЕЛОРУССКИХ ХУДОЖНИКОВ.
1933 г. Москва: ВЫСТАВКА «ХУДОЖНИКИ РСФСР ЗА ХV ЛЕТ (1917 – 1932). Скульптура.
1936 г. Москва: ВЫСТАВКА-СМОТР ПРОИЗВЕДЕНИЙ МОЛОДЫХ ХУДОЖНИКОВ (Живопись, графика, скульптура)
1937 г. Москва: ВЫСТАВКА МОСКОВСКИХ СКУЛЬПТОРОВ
1940 г. . Москва: ВЫСТАВКА СКУЛЬПТУРЫ МОСКОВСКОГО СОЮЗА СОВЕТСКИХ ХУДОЖНИКОВ
1940 г. Москва: ВЫСТАВКА МОСКОВСКИХ ХУДОЖНИКОВ В МУЗЕЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫХ ИСКУССТВ ИМ. А.С. ПУШКИНА
1943 г. Москва: ВЫСТАВКА «ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА».
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕ
1945 г. Москва: ВСЕСОЮЗНАЯ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ВЫСТАВКА:
«ГЕРОИЧЕСКИЙ ФРОНТ И ТЫЛ»
1946 г. Москва: ВСЕСОЮЗНАЯ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ВЫСТАВКА
1947 г. Москва: ВЕСЕННЯЯ ВЫСТАВКА ПРОИЗВЕДЕНИЙ МОСКОВСКИХ ЖИВОПИСЦЕВ И СКУЛЬПТОРОВ
1950 г. Москва: ВСЕСОЮЗНАЯ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ВЫСТАВКА
1952 г. Москва: ВЫСТАВКА ПРОИЗВЕДЕНИЙ МОСКОВСКИХ СКУЛЬПТОРОВ
1955 г. Москва: ВЕСЕННЯЯ ВЫСТАВКА ПРОИЗВЕДЕНИЙ МОСКОВСКИХ
ХУДОЖНИКОВ
1962 г. Москва: ВЫСТАВКА К 30-ЛЕТИЮ МОСХа В МАНЕЖЕ
1962-1980 гг. Участие в выставках московских художников.
1991 г. Москва: ПЕРСОНАЛЬНАЯ ВЫСТАВКА. СКУЛЬПТУРА, ГРАФИКА.
Выставочные залы МОСХ РСФСР (ул. Беговая, 7/9).
1997 г. Москва: ВЫСТАВКА СЕМЬИ ХУДОЖНИКОВ А.А., М.Ю., Н.Ю. АРЕНДТ,
А.И.ГРИГОРЬЕВА, М.Б. АЙЗЕНШТАДТА. СКУЛЬПТУРА, ГРАФИКА, ЖИВОПИСЬ.
Объединение московских скульпторов, Дом скульптора.
2000 г. Александров: ВЫСТАВКА СЕМЬИ ХУДОЖНИКОВ А.А., М.Ю., Н.Ю. АРЕНДТ, А.И.ГРИГОРЬЕВА, М.Б .АЙЗЕНШТАДТА. СКУЛЬПТУРА, ГРАФИКА, ЖИВОПИСЬ. Александровский литературно-художественный музей М. и А. Цветаевых.
Литература:
1 . АЙЗЕНШТАДТ МЕЕР БЕНЦИАНОВИЧ СКУЛЬПТУРА с.20-21, 132.
1 фото Московские художники 20 -30-е годы Живопись, графика, скульптура. М., Советск. художник 1991 218 с., илл.
2. МЕЕР АЙЗЕНШТАДТ 1895-1961 СКУЛЬПТУРА ГРАФИКА
Каталог выставки М., Советск. художник 1991 32 с. 17фото.
3. АЙЗЕНШТАДТ МЕЕР БЕНЦИАНОВИЧ с.66-68, 7 фото
Государственная Третьяковская Галерея, каталог собрания.
Скульптура первой половины ХХ века. Серия скульптура IУIII– ХХ веков.
Т. 2 М., 2002
4. ШАТСКИХ А.С. Композиции скульптора М.Б. Айзенштадта.
Скульптура в городе. М., Советск. художник 1990 с. 165-174, 5 фото.
5. САВИЦКИЙ И. ПОНЯТЬ ДРУГ ДРУГА... Записки директора музея.
Советский музей №2 (76) М., Искусство с.50, илл.
6.ХУДОЖНИКИ НАРОДОВ СССР. Биобиблиографический словарь.
Айзенштадт М.Б. с. 70 М., 1970
Статьи о художнике:
Н.И. Нисс-Гольдман.
/ На выставке Айзенштадта в Доме скульптора / Моск. художник №3 1986
М.Б. Айзенштадт. Он берет элементы архитектуры, как бы образы капителей, колонн, арок, ступеней. и строит свой мир – среду для существования в ней скульптуры. Это свободная фантазия, реминисценция на тему средневековых соборов, ассирийских рельефов, где связь скульптуры с архитектурой оправдана и прдиктована духовным содержанием эпохи и ее мировоззрением ( «Памяти Кранаха», «Литейщики»).
Фигуры здесь играют как бы подчиненную роль. Архитектурные арки, ступени, вертикали, пустоты – выявлены живописно-ритмической лепкой. Скульптура рождается в процессе организации архитектурного пространства.
В истории скульптуры новейшего времени немногие обращались к древнейшим культурам. (Мы встречаем это и у Бурделя).
Постамент в портретах Айзенштадта является не только функциональной подставкой, но продолжением всей скульптурной пластики. Поверхность его также лепится живописно-ритмически («Портрет А.А. Арендт»). Хочется отметить портреты «Кутузов», «Рылеев», «Вагнер», «М.М. Филиппович».
Меер Айзенштадт. Каталог выставки. М., «Советск. художник» 1991.
Скульптор Евгения Коварская 22 января 1986 г.
Мы с мужем, 3. М. Виленским, любили М. Б. Айзенштадта. Он часто заходил на нашу территорию мастерской, больше ко мне; ему нравились мои работы. Помню, я делала в пластилине фигуру мужчины с ребенком, и он настоятельно советовал отлить ее. Сам он работал в ту пору в основном без модели, потому что не было денег. В мастерской, часть которой занимал Виленский (я же только приходила), а другую — Айзенштадт и некоторое время А. А. Арендт, не было разделяющей стены. Мужу это не мешало, но очень мешало Айзенштадту, он хотел быть отдельно. Мы протянули веревку, я принесла и повесила на нее очень старый ковер, потом другой, и так мы разделились. Айзенштадту мешало все, нужна была абсолютная тишина. Я заметила, что Меер стал работать по ночам, когда мы уходили, и сказал мне, что ему мешает трамвай, а ночью хорошо: его нет, Он был одет небрежно, не обращал внимание ни на внешность, ни на свое здоровье, очень нуждался, не умел сказать о себе. Иногда он обращался ко мне: «Женя, выдайте мне один рубль на обед» и что взял, аккуратно записывал, сообщая, сколько должен, и этой пунктуальностью просто выводил меня из себя. «Теперь я должен вам 12 рублей». Мы были на «вы», впрочем, и с Виленским тоже, даже когда поженились. Очень не любил брать в долг, но заставляла большая нужда.
Как-то Меер был нездоров и расстроен. Я советовала вызвать врача, он же не последовал моему совету. Я настаивала, но поняла, что у Айзенштадта плохо с бельем. «Дело поправимо, — подумала я, — у Виленского всегда с этим хорошо». Я собрала дома лишнее хорошее белье и попросила Виленского передать. Он передал, но Айзенштадт бросил пакет в Виленского, он был обидчив. «Ваше поручение обернулось неприятностью», — сказал Виленский. Мы были огорчены. Многие люди легко взяли бы эти вещи. Мне хотелось более простых отношений. Я предлагала Мееру лекарства, иногда он их брал и совал в карман. С нами он был достаточно откровенен.
Некоторые люди у нас совсем забыты. Как-то все делается у нас не так, как полагается. Не могли сохранить такого человека! Можно было бы многого избежать, если бы кто-то доброжелательно за ним следил, помогал бы ему и берег, и если бы он сам берегся... Как жалко и тяжело, когда такие талантливые люди погибают!
Он ломал работы, кажется, много ломал, было слышно — настоящие художники, наверное, так и работают. Как бы он сейчас прославился! А выставлялся мало. Ему хотелось заниматься архитектурой, связью скульптуры с ней. И. М. Чайков тоже этим занимался, но там — другое. У Чайкова, вероятно, какая-то сухость или строгость были. До Чайкова я немного училась у А. С. Голубкиной, во Вхутемасе у нас были хорошие преподаватели— Б. Д. Королев, И. С. Ефимов, С. Ф. Булаковский. А время было какое — вот в Ленинграде уничтожили превосходные античные слепки.
У Айзенштадта были очень большие задатки. Не знаю, можно ли было во Вхутемасе приобрести такую грамотность, такой высокий профессионализм. Он приобрел его, видимо, раньше. Но где он учился до Вхутемаса, не знаю. Существенное об Айзенштадте может знать наш друг 3. И. Азгур, талантливый скульптор; оба из Минска, хотя Азгур моложе. В Белоруссии об Айзенштадте, конечно, ничего не знают, а должны бы. Искусство Айзенштадта гораздо выше, чем Азгура, который не мог бы сделать подобное. Он деловой, активный, сделал много полезного, забрал в Белоруссии власть над властью, что хочет, то и делается. Задумал большое строительство, музея, кажется, легко добился — и построили.
Вылепленные Айзенштадтом интересные барельефы с реквизитом — это были задания на основном отделении Вхутемаса. Он выполнил много рельефов, они очень красивы, надо сказать, их редко кто делал. «На Царицынском фронте» — очень интересный рельеф. И главное, много-плановый, это мало кому удается. А такой рельеф, я не знаю, как рассказать о нем, — удивителен.
Уже самые ранние работы Айзенштадта были твердо «поставлены» — монументальные, красивые, гармоничные фигуры. Фонтан «Негритенок» с крокодилами и бегемотами — очень интересная вещь. Помню деревянную «Обезьяну» Айзенштадта, прекрасную работу, которая была на выставках. Его «Павиан» интересно сидит, хороши и другие обезьяны, «Львенок» и «Марабу». В конной фигуре Кутузова лошадь специально вылеплена не строго анатомически — задача была другая. А работа очень декоративна и монументальна. Интересны портреты Р. Вагнера, М. Филипповича и многое еще.
Архитектура с монументальной скульптурой, декоративная скульптура, анималистика и многое другое — какое разнообразие, какие разносторонние были чаяния! И все, что сделано и сохранилось, да и самые поздние работы — все его творчество очень интересно, замечательно.
Ариадна Арендт, 12 января 1980 г.
М. Б. Айзенштадт был замкнутый, суровый человек, никогда не раскры-вавший себя до конца. Когда мы учились во Вхутемасе, меня очень заинтересовала его «Обезьяна», купленная впоследствии Третьяковкой, и я с ним заговорила. Так мы познакомились. Мне было очень жаль этого человека. Он был одет, как нищий, и когда я как-то пригласила его в театр, на нем вельветовая блуза типа толстовки оказалась совсем облезшей. Он получал стипендию и жил на нее, но стал часто приходить занимать у меня деньги. Стипендию получали нацмены, дети рабочих или сами рабочие, я же не подходила под эти рубрики. Приходилось без конца подыскивать работу в столе труда и работать теперь гораздо больше. Он говорил, что я единственный человек, понимающий его, что он еще таких не встречал. Без конца кашлял из-за курения. Как-то он сказал, что его долг мне вырос уже в огромную сумму. У Меера было очень тяжелое детство. Отец, учитель русского языка, рано оставил семью, что сильно повлияло на характер впечатлительного мальчика. Матери приходилось трудно, за скудное вознаграждение она работала прислугой у родственников. Меер писал стихи, подражал «Песне песней» Соломона, вдохновляясь библейскими сказаниями. Когда еврейская община взяла его под свое покровительство как талантливого мальчика, жить стало немного легче.
После окончания еврейской школы он работал где-то писарем, потом по слесарному делу, но у него была мечта стать скульптором. Перед первой мировой войной Айзенштадта мобилизовали, и в армии он был связным — развозил верхом на лошади какие-то депеши. А в 1914 году, не желая больше «работать на царя», он дезертировал, но был пойман, и пришлось отбывать наказание. Как-то мать пришла к нему в день посещения арестантов. Это была душераздирающая сцена. Их разделяла тюремная решетка. Мать не могла сдержать рыданий, и Айзенштадт изо всех умножившихся от переживаний сил так затряс решетку, что стражники оттащили и увели сопротивляющегося что было сил заключенного. Таким образом, сократились и без того короткие минуты свидания. Из заключения Айзенштадта освободила Октябрьская революция. Почему-то он оказался в Польше, оттуда приехал в Минск, где жила мать. Затем поступил в Москве на художественный рабфак и, окончив его, стал студентом скульптурного факультета Вхутемаса, о чем давно меч-тал. Раньше у него была и другая мечта, даже более сильная — поступить в еврейский театр, но она не осуществилась. О своих взглядах он говорил, что в нем постоянно борются два начала, национальное и интернациональное.
Его «Обезьяна» (1928) из дерева поразила меня своим образом. Это был своеобразный антропоид, более всего походивший на орангутанга. Главное — выражение лица, видно, что думает, — не пытается думать, но глубоко философски размышляет о чем-то, собственно, уже на человеческой стадии развития интеллекта, Эту замечательную работу выдворили впоследствии из Третьяковки в Алма-Ату, где она и погибла. Конечно, впечатлил «Завод», который сначала назывался «Симфония завода». В общем, его работы поражали необычностью, неожиданной трактовкой образа. Следует остановиться на работе «Физкультура». Эта задумавшаяся девушка в характерной позе, опять на нагромождении «квадратиков» и кубиков, напоминающих какие-то античные развалины, но, как ни странно, гармонично связанных между собой. Когда мы спрашивали у Айзенштадта, что он этим хочет сказать, он объяснял, что это дань одному из его любимых художников—Малевичу. Некоторых художников это раздражало. И. М. Чайков был рассержен, даже разгневан, когда после «Завода» опять увидел «квадратики». «Зачем вы это делаете? Это заумно, ну где в природе вы видели подобное?» Чайков заходил несколько раз, и его особенно раздражало, что Айзенштадт наращивал «квадратики» с разных сторон. На негодующие возгласы Чайкова Айзенштадт возразил: «А ведь ветви дерева также разрастаются в разные стороны». Меня очень удивило, когда Меер сказал, что эту работу он решил посвятить Луке Кранаху.
«Тракторист» — совсем несовременных пропорций человек с маленьким трактором на плече, в комбинезоне и с фляжкой на поясе. Айзенштадт спросил, замечаю ли я в этой и других его фигурах кривые голени, и сказал, что это он считает более пластичным.
Меер жил в общежитии на Мясницкой, но по окончании учебы оказался без жилья. Я устроила его в коммунальной квартире, где он лепил рабочего Пьянчковского. По мере работы портрет, как все признавали, делался все более и более похож на меня. Айзенштадт любил старое искусство, классиков скульптуры, рисунки Микеланджело, а в живописи — Рембрандта, которого много копировал. Жалел, что нет еврейского изобразительного искусства, так как религия запрещала это. В 1933 году он получил комнатку за фанерной перегородкой на Масловке. Его творчество очень неровно. Тут имеются и оригинальные, самобытные работы, и скучные натуралистические (более поздние) произведения, особенно заказные вещи, которые, впрочем, он почти никогда не доводил до сдачи в срок заказчику. Накапливались огромные долги. Требовали их оплатить, а он в свою очередь писал требования их анну-лировать, что иногда и делалось.
Жизнь неожиданно столкнула Айзенштадта на Масловке с Е. Вучетичем, и возникшие взаимоотношения были ужасны. Вучетич в конце войны атаковал нас при поддержке домуправа «Городка художников» и генералов с тем, чтобы захватить мастерские — нашу с ним прежнюю и соседнюю — 3. Виленского и Е. Коварской, которых не было в Москве. Как раз перед этим я стала работать в другой мастерской, рядом, а Айзенштадт пригласил к себе С. Махтина. Вучетич яростно выгонял скульпторов, они, естественно, не уходили, сопротивлялись. Завершилось это тем, что Вучетич выхватил револьвер и наставил на них. Айзенштадт же произнес: «Осторожно, может быть осечка!», возможно, от волнения употребив последнее слово вместо слова «выстрел». Но было не до смеха, Вучетич одержал полную победу. Это был произвол, незримо опиравшийся на весь наш режим. Айзенштадт, по-моему, никогда не оправился до конца от этого унижения, во всяком случае, с той поры стал работать лишь переламывая себя и совсем мало.
Алексей Сотников.
Слово о друге. «В честь Капицы кентавр» — так, всего в три с половиной слова, сказал о своей работе мой друг Меер *. Очень хорошо, когда немногословно, но крепко, ясно, содержательно. Я все сразу понял. Мне представился мир добрососедства человека с природой, оно тысячелетиями процветало, и человек пользовался довольно дешевой знергией. Я допускаю, что лошадь понимает человека и стремится разделить с ним заботы о хлебе насущном... Нет более благородного существа, чем лошадь. Эта скульптура — событие.
Мой друг Меер был молчалив. И при встречах мы часто подолгу молчали. А беседа шла и шла и была приятной и содержательной.
Торг о качестве.
Нравился, очень нравился мне скульптурный портрет композитора Вагнера. Покоряли его масштабность, размер, трактовка: пластическая, высокая по форме и законченности. Все воспринималось убедительно, гармонично. Свой восторг я Мееру всегда высказывал. Однажды я ему предложил продать мне портрет. Автор не согласился, понятно, как бывает дорого свое произведение. Шло время, мы часто встречались в его мастерской или в моей. Наверное, забылось мое предложение, и как-то снова зашел разговор о приобретении, деловой и страстный. Сама собой была названа и цена, на которую Меер не согласился. Я понемногу стал набавлять и довел ее до двух с половиной тысяч рублей.
Этот разговор длился и завтра, и в следующие встречи. Но купля-продажа так и не состоялась, Меер не согласился в принципе. В сущности, и не стоял вопрос о действительной продаже. Она была условной. Шел разговор о качестве произведения. Денег у Меера и у меня не было, а цена называлась условно, для улыбки.
|
Copyright © МАСЛОВКА - художники, картины, биографии, фотографии. Живопись, рисунок, скульптура. 20-й век Все права защищены. Опубликовано: 2008-03-12 (33283 Прочтено) [ Назад ] |
|
|
